Китайские инвестиции в британскую экономику: структура, динамика, перспективы

 

Масштабная инвестиционная активность Китая в Великобритании порождает задачу осмысления её политико-экономических последствий. Оценивать степень продуктивности инвестиционного сотрудничества двух стран можно исходя из разных предпосылок. Для Китая британский рынок привлекателен благодаря надёжности и прибыльности вложений, а также высокой концентрации инновационного потенциала. Причём эта привлекательность возросла из-за торговой войны Китая и США, вынудившей Пекин решать, куда переориентировать инвестиционные потоки после того, как китайские вложения в американскую экономику пришлось резко сократить. Для Британии приток китайского капитала является дополнительным фактором экономического роста и в этом смысле может считаться благом. Но экспансия Китая создаёт для Лондона серьёзные риски. Во-первых, риск возникновения непродуктивной асимметрии отношений, когда в обмен на инвестиции китайские компании получат возможность чéрпать из британского резервуара инновационных идей. Во-вторых, риск политической зависимости, растущий по мере того, как увеличиваются китайские вложения в объекты критически значимой национальной инфраструктуры. В отечественной научной литературе инвестиционная деятельность КНР анализируется с разных позиций. Актуальные проблемы реализации внешнеполитической стратегии Китая, направленной на борьбу за глобальное лидерство, влияющие в том числе и на специфику инвестиционной политики, проанализированы В.В. Михеевым и С.А. Лукониным. В работе М.В. Карпова рассмотрены внутриполитические причины трансформации китайской экономической модели вообще и принципов инвестирования в частности. Динамика вложений КНР в экономику ЕС исследована Д.А. Потаповым. Проблемы китайско-британских торгово-инвестиционных отношений исследуются в работах К.А. Годованюк и Е.Я. Араповой. В настоящей статье анализируются ключевые аспекты инвестиционного сотрудничества двух стран. Причём особое внимание уделено изучению аргументации британских критиков инвестиционной стратегии КНР, а также их оппонентов, которые позитивно относятся к притоку китайских инвестиций в Британию.

Основные параметры глобальной инвестиционной активности Китая

В 2019 г. глобальный объём накопленных прямых иностранных инвестиций (outward FDI stock) достиг $34,6 трлн. Крупнейшие инвесторы – США ($7,6 трлн), Нидерланды ($2,8 трлн), Китай ($2,09 трлн), Британия ($1,96 трлн), Япония ($1,76 трлн). Таким образом, на КНР приходится 6% глобального объёма накопленных прямых инвестиций за рубеж. Точка отсчёта инвестиционной экспансии КНР – середина 2000-х гг. Одной из задач десятого 5-летнего плана Китая (2001–2005 гг.) была интернационализация бизнеса. Эти усилия легли в основу поступательного роста зарубежных инвестиций. Поэтому целесообразно в качестве периода рассмотрения избрать время наиболее интенсивной динамики внешних капиталовложений КНР: 2005–2020 гг. В десятку крупнейших получателей китайских прямых инвестиций в данный период вошли США ($189,2 млрд), Австралия ($119,9 млрд), Великобритания ($98,6 млрд), Бразилия ($70,2 млрд), Швейцария ($61,2 млрд), Пакистан ($59,9 млрд), Канада ($57,1 млрд), Россия ($55,9 млрд), Индонезия ($51,5 млрд), Сингапур ($48,5 млрд). Китайцы инвестируют, прежде всего, в энергетику (35,7% от общего объёма глобальных инвестиций КНР), транспорт (18,1%), недвижимость (9,3%), металлургию (9%), сельское хозяйство (4,7%), высокие технологии (4%), финансы (4%), индустрию развлечений (3%), туристические предприятия (2,5%), логистику (2,1%), химическую промышленность (1,7%), предприятия коммунального обслуживания (1,6%), медицину (1,3%) и другие сектора (3%).

Китайские глобальные инвестиции поступательно росли в 2005–2017 гг., а в 2018–2019 гг. произошла существенная коррекция. Аналитики объясняют это снижение стремлением китайского руководства сосредоточить ресурсы на развитии внутреннего рынка. Конкретным выражением этого стремления стало ужесточение Пекином контроля над движением капитала в ноябре 2016 г.

Китайские инвестиции в британскую экономику: структура, динамика, перспективы

С экономической точки зрения инвестиционная стратегия КНР нацелена на то, чтобы предотвратить возникновение избыточных производственных мощностей внутри страны путём организации за рубежом новых производств и участия в глобальных цепочках создания стоимости. С политической точки зрения инвестиции выступают инструментом постепенного накопления ресурсов влияния в различных регионах мира. Политические мотивы экономических действий впрямую доказать невозможно, но существенным косвенным доказательством может служить тот факт, что во многих случаях китайские компании не принимают в расчёт соображения защищённости инвестиций. Обычно у субъектов рынка нет мотива инвестировать в страны, где не гарантировано верховенство права. Анализ данных по 152 странам подтвердил наличие корреляции между качеством правовой системы страны и уровнем инвестиций; однако эта корреляция отсутствует в случае с китайскими инвестициями. КНР вкладывает значительные средства в экономики политически нестабильных стран со слабо развитыми правовыми институтами, например, в Судан, Анголу, Венесуэлу и Эквадор. Эту нечувствительность к экономическим рискам можно трактовать как признак наличия неэкономической заинтересованности, готовности нести потери ради политического выигрыша. Впрочем, решимость брать на себя чрезмерные риски иногда приносит большие дивиденды. Например, приобретение в 2016 г. компанией China Molybdenum крупнейшего в Демократической Республике Конго медно-кобальтового рудника Tenke Fungurume первоначально оценивалось экспертами как невыгодная сделка. Во-первых, мировые цены на эти металлы сильно упали, во-вторых, у компании возник конфликт с местными дельцами, которые незаконно добывали сырьё, в итоге конголезскому правительству в 2019 г. пришлось использовать войска для восстановления порядка на руднике. Однако в настоящее время ускоренная переориентация развитых экономик на возобновляемые источники энергии стимулирует спрос на металлы: кобальт нужен в производстве батарей электромобилей, а медь – в производстве ветроэлектрических установок. Инвестиция оказалось удачной.

Инвестиционная деятельность Китая в Британии

Великобритания – крупнейший получатель китайских прямых инвестиций в Европе: в 2000–2019 гг. она привлекла вдвое больше вложений, чем Германия. За 2005–2020 гг. Китай инвестировал в британскую экономику $98,6 млрд, причём треть вложений приходится на 2017 г.

Китайские инвестиции в британскую экономику: структура, динамика, перспективы

В процентном отношении наибольшие вложения Китая в экономику Британии сосредоточены в финансовом секторе (19,6%), за ним следуют энергетика (18%), недвижимость (15,5%), логистика (14%), высокие технологии (8,9%), туризм (5,3%), сельское хозяйство (4,5%), индустрия развлечений (3,6%), транспорт (3,5%), здравоохранение (1,9%), металлургия (1,9%), коммунальное хозяйство (1,1%) и другие сектора (2,2%). Среди крупнейших инвестиций китайских компаний (табл. 1) – приобретение Китайской инвестиционной корпорацией логистической компании Logicor за $13,79 млрд в 2017 г.; скупка страховой компанией Ping An в три приёма (в 2017, 2018 и 2020 гг.) 8% акций HSBC за $12,7 млрд; покупка China General Nuclear Power Group за $8,86 млрд 34% доли в проекте по строительству атомного реактора Hinkley Point C.

Китайские инвестиции в британскую экономику: структура, динамика, перспективы

За последние 15 лет китайцы приобрели 100% доли в капитале 27 британских компаний (речь идёт только об инвестициях объёмом более $100 млн): логистической компании Logicor (сумма сделки $13,79 млрд); системе веб-поиска и бронирования туристических услуг Skyscanner ($1,74 млрд); сети ресторанов PizzaExpress ($1,54 млрд); крупнейшей в стране сети кинотеатров Odeon and UCI Cinemas ($1,21 млрд); страховой компании Chaucer Holdings1 ($950 млн); нефтегазовой компании Emerald Energy ($880 млн); разработчике микропроцессоров Imagination Technologies ($740 млн); финансовой фирме WorldFirst ($690 млн); объекте коммерческой недвижимости Tower Place ($480 млн); производителе шотландского виски Loch Lomond Group ($450 млн); разработчике видеоигр Jagex ($300 млн), производителе авиационного оборудования AIM ($260 млн); энергетической компании Repsol Nuevas Energias UK ($260 млн); офисном комплексе Carmelite Riverside ($230 млн); гольф-клубе Wentworth Club ($220 млн); фармацевтической компании Sinclair Pharma ($220 млн); разработчике электромобилей Emerald Automotive ($200 млн); производителе подводных аппаратов с дистанционным управлением Specialist Machine Developments ($190 млн); объекте недвижимости Ten Trinity Square ($170 млн); туристическим веб-сервисе Travelfusion ($160 млн); производителе лондонских такси MBН ($150 млн); сети магазинов игрушек Hamleys ($150 млн); металлотрейдере в сталелитейной промышленности Stemcor ($150 млн); производителе программного обеспечения в сфере образовательных услуг Promethean World ($130 млн); производителе одежды класса люкс Aquascutum ($120 млн); футбольном клубе Aston Villa ($100 млн); автомобильной компании MG ($100 млн). На британском рынке активны 13 тыс. фирм с участием китайского капитала. Но только несколько сотен из них достаточно велики, чтобы оказывать влияние на развитие отраслей, где они оперируют. В 2019 г. выручка крупнейших 800 британских компаний, в которых китайским инвесторам принадлежит по крайней мере 50% капитала, составила £91 млрд; число сотрудников этих компаний достигло 71 тыс. человек. В будущем процесс инвестирования станет более сложным. В ноябре 2020 г. на рассмотрение парламента был внесён законопроект (National Security and Investment Bill), который упростит процедуру вмешательства властей в сделки с участием иностранного капитала, если они будут представлять потенциальную угрозу для национальной безопасности. Аналогичный механизм был разработан в ЕС весной 2019 г. и внедрён в действие в октябре 2020 г. , причём подготовленное в декабре 2020 г. Всеобъемлющее инвестиционное соглашение ЕС и Китая (EU-China Comprehensive Agreement on Investment) не содержит уступок китайской стороне, которые бы ослабляли действие этого механизма. На парламентариев повлиял как европейский опыт, так и лоббистские усилия британских экспертов, которые убеждали правительство создать правовой инструментарий для сдерживания китайской экспансии. Характер выступлений парламентариев во время обсуждения законопроекта свидетельствует о том, что законопроект нацелен, прежде всего, против Китая. Так, член Палаты лордов Эндрю Робатан в ходе дебатов заявил, что данный законопроект, в основном, направлен на решение проблемы растущего китайского влияния на критически значимую британскую инфраструктуру.

Нужны ли Британии китайские инвестиции?

Экспансия КНР вызывает обеспокоенность у аналитиков. Сотрудники Королевского объединённого института оборонных исследований, изучая политический контекст британокитайских экономических отношений, выделили три типа рисков, с которыми имеет дело британское общество, – политической зависимости, технологический незащищённости, идеологической уязвимости. Риск политической зависимости растёт по мере того, как китайцы наращивают вложения в критически значимую инфраструктуру (например, в атомную энергетику и телекоммуникации): рост китайского влияния на внутриэкономические процессы может со временем привести к тому, что Лондону придётся корректировать свою внешнеполитическую линию с учётом позиции Пекина. Риск технологической незащищённости связан с тем, что британские власти не осуществляют должного контроля над тем, к каким британским технологиям получают доступ китайские инвесторы и какие китайские технологии внедряются на британском рынке; в результате есть опасность, что британские источники инновационного роста постепенно будут замещены китайскими. Риск идеологической уязвимости тем сильнее, чем в большей степени британские организации, ведущие дела с КНР, готовы отказаться от ориентации на систему ценностей британского общества в угоду китайским властям. Полезность китайских инвестиций для Британии можно поставить под сомнение, используя сугубо экономические доводы. По мнению американского экономиста Майкла Петтиса, британская экономика выиграла бы от притока китайских инвестиций в случае выполнения хотя бы одного из пяти условий. Во-первых, уровень внутренних сбережений должен быть низок, тогда нехватка капитала может быть восполнена за счёт китайских источников. Во-вторых, технологии дефицитны, а китайские инвесторы готовы делиться новыми технологиями и управленческими навыками. В-третьих, китайцы лучше британцев знают, куда в Британии можно выгодно вложить деньги, умеют найти ранее неизвестные возможности для инвестирования. В-четвёртых, китайцы некомпетентны и склонны переплачивать за приобретаемые ими британские активы. В-пятых, китайские инвесторы хотят вложить средства в развитие депрессивных районов Британии или в перестройку неконкурентоспособных отраслей, причём они возьмут на себя бремя расходов и рисков, которые обычно берёт на себя государство и которые вряд ли окупятся в будущем. Поскольку ничего из перечисленного в реальности нет, Майкл Петтис делает вывод, что британской экономике дополнительные инвестиции из КНР не нужны. Британия не страдает от нехватки капитала: внутренних сбережений достаточно, чтобы удовлетворить потребность экономики в капиталовложениях.

Другие эксперты придерживаются мнения, что расширение торгово-инвестиционного сотрудничества с Китаем должно быть приоритетом для Британии. Крис Саутворт, генеральный секретарь британского филиала Международной торговой палаты, считает, что Британии нужны китайские вложения в инновационную сферу и что возведение препятствий для китайского бизнеса, желающего работать в Британии, станет вредным проявлением протекционизма. Джим О’Нил, председатель Совета Королевского института международных отношений Chatham House, полагает, что идеологические разногласия и озабоченность вопросами безопасности не должны мешать экономическому сотрудничеству. С его точки зрения, смысл выхода Британии из ЕС состоял в том, чтобы проводить независимую торговую политику, заключать выгодные сделки, не принимая во внимание приверженность партнёров тем или иным политическим принципам. О’Нил констатирует, что если ослабление экономических связей с ЕС, вызванное брекзитом, будет сопровождаться ослаблением экономических связей с Китаем, тогда концепция «Глобальной Британии» окажется лишённой содержания. В подготовленном британским правительством обзоре стратегии в сфере безопасности, обороны, развития и внешней политики (Global Britain in a Competitive Age: the Integrated Review of Security, Defence, Development and Foreign Policy) даётся противоречивая оценка перспектив отношений с КНР. С одной стороны, Соединённое Королевство готовится реагировать на «системный вызов безопасности, благополучию и ценностям» страны со стороны Китая, а с другой – оно намерено «оставаться открытым для китайской торговли и инвестиций». Как представляется, неоднозначность этих официальных формулировок не может скрыть того факта, что процесс ухудшения отношений между странами уже трудно обратить вспять. Рубежное решение было принято в июле 2020 г., когда британское правительство постановило к 2027 г. демонтировать 20 тыс. станций, передающих сигнал 5G, установленных китайской компанией Huawei на территории страны. Действия Лондона против Huawei – негативный сигнал для потенциальных китайских инвесторов. Непосредственной причиной этого шага стало давление со стороны Вашингтона. Однако есть внутриполитические предпосылки для охлаждения отношений с Пекином. Внутри консервативной партии набирает силу созданная в апреле 2020 г. China Research Group. Эта парламентская группа обеспокоена ростом китайского влияния в стране и выступает за то, чтобы правительство проводило более жёсткий курс в отношении Китая.

Зарубежные инвестиции Китая росли до 2017 г., но начиная с 2018 г. наметился спад. Это произошло из-за стремления КНР выработать более избирательный подход к выбору объектов капиталовложений и вследствие торговой войны с США. В годовом выражении инвестиции Китая в Британию достигли максимума также в 2017 г., затем объёмы вложений снизились, однако сумма накопленных китайских инвестиций в британскую экономику составляет порядка $100 млрд. Этот массив активов образует рычаг китайского влияния на внутриэкономические процессы. Как в среде британских аналитиков, так и в истеблишменте растёт скептицизм в отношении целесообразности активного участия китайского капитала в развитии британской экономики. Этот скепсис является одним из факторов, который негативно сказывается на перспективах инвестиционного сотрудничества Лондона и Пекина. Второй – охлаждение отношений с КНР из-за решения отстранить компанию Huawei от создания национальной сети 5G, принятого британским правительством в июле 2020 г. Третий – европейский пример: весной 2019 г. ЕС выработал систему мониторинга инвестиционных проектов с иностранным участием для выявления потенциальных рисков; аналогичная мера готовится и в Британии – в парламенте обсуждается законопроект (National Security and Investment Bill), который наделит власти особыми полномочиями блокировать сделки с участием иностранного капитала, создающие риски для национальной безопасности. Все эти факторы будут способствовать сдерживанию экспансии китайского капитала в экономику Британии.